"Тысячи лет с тобой -
Да не иссякнет над миром звезда Люцифер!"

@настроение: it's so funny world!

@темы: звуки в моей голове, истероиды, объединяйтесь!

---

все-таки аццкое девушко, воистину )

@темы: улов, звуки в моей голове

---

С утра еле выпиналась на улицу, пожрать не успела, купить пожрать с собой тоже не успела, на работу опоздала. Сижу голодная, сонная и злая, как черт.
Но довольная жизнью.

@настроение: all you need

@темы: я

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Выкачала нового Пелевина. Вообще говоря раньше он мне нравился больше, так что опасаюсь) но посмотрим.

Мелочь, но забавно, что буквально вот на днях я читала чьи-то телеги про "боевое НЛП", ну а double bind даже без комментариев 8)

@темы: литературное

---

Сегодня главного аспиранта нет, и в связи с этим начальник не маячит. Какой кайф, наконец-то тишина.
А еще оказывается, мне сделали комп (не прошло и года, старый накрылся еще летом перед отпуском).

@темы: офисное

---

Л2, брюзжание

Чувак, у которого я пытаюсь купить акк с СЕ78, какой-то странный... неделю уж молчит, хотя в аське иногда бывает. Если сегодня реакции не поступит, он пойдет лесом, и будет еще месяц покупателей искать. Мне конечно не срочно, но блин можно было уже тыщу раз договориться.

@темы: L2

---

мое бесценное мнение "пра отношения", закрывающее всю эту тему)

О, до меня дошла фишка. Даже наиболее продвинутые ведьмо-тетки (и просто продвинутые), которыми я даже восхищаюсь, и всячески уважаю, обычно пишут (что пишут непродвинутые, я даже не обсуждаю) нечто вроде:
"Настоящая Девочка может все, даже мамонта завалить, если надо! Но истинная круть - эт чтоб Настоящий Мужик это ВСЕ для нее делал, тогда она будет сидеть и радоваццо, и продвинуто Заботиться, всячески Содействуя. А Настоящий Мужик будет ей к ногам скидывать мамонтов. И это высший кайф и истинный порядок вещей".
Настоящий Мужик это круто, я согласна, я даже Позаботиться очень даже не против (и посодействовать), и мамонт к ногам конечно приятно, но Я ТОЖЕ ХОЧУ ВАЛИТЬ МАМОНТОВ, и не в качестве "милого каприза".
Поэтому невыразимую тоску на меня нагоняет это все. Даже лучшие умы, и то туда же. Я получается недоразвитое девочко, неправильное. Эх.

@темы: девачковатость, кристаллизация

---

Оно меня преследует с утра )

Brave Sir Robin ran away,
Bravely ran away, away...

When danger reared it's ugly head
He bravely turned his tail and fled
Yes brave Sir Robin turned about
And galantly he chickened out

Bravely taking to his feet
He did a very brave retreat
Bravest of the brave Sir Robin!

@темы: звуки в моей голове

---

О "прояснениях" и иже с ними ;)

Р.Шекли, "Язык любви". Многабукав

Однажды вечером после лекций Джефферсон Томс зашел в автокафе выпить
чашечку кофе и позаниматься. Усевшись за столик и аккуратно разложив перед
собой учебники по философии, он заметил девушку, подающую команды
роботам-официантам. У незнакомки были дымчато-серые глаза, волосы цвета
ракетной струи и изящная, с приятными округлостями фигура. У Томса
перехватило дыхание; ему вспомнились осень, вечер, дождь и горящие свечи.
Так к Джефферсону Томсу пришла любовь. Предлогом для знакомства
послужила жалоба на нерасторопность официанта. Но стоило богине
приблизиться к его столику, как Томс словно онемел. С трудом придя в себя,
он назначил ей свидание.
Дорис (так звали девушку) пришелся по душе коренастый, темноволосый
студент, и она без колебаний согласилась с ним встретиться. Вот с этой
минуты и начались все беды Джефферсона Томса.
Любовь, невзирая на усвоенное на занятиях философское отношение к
жизни, несла с собой не только радости, но и хлопоты. В век, когда
космические корабли летали во все концы Вселенной, болезни были излечены
раз и навсегда, а войны считались неким анахронизмом - единственной
нерешенной проблемой по-прежнему оставалась любовь.
Старушка Земля пребывала в отличной форме. Города сияли пластиком и
металлом. Сохранившиеся с былых времен леса превратились в ухоженные зоны
отдыха, где можно было приятно провести время, не опасаясь нападения диких
животных и ядовитых насекомых. Представителей фауны благополучно
переселили в особые зоопарки, в которых были воссозданы естественные
условия их обитания.
Научились управлять и климатом Земли. Фермеры получали требуемое
количество осадков ежедневно между тремя и половиной четвертого утра;
публика собиралась на стадионах, чтобы полюбоваться закатом солнца; а раз
в году на специальной арене можно было увидеть ураган, входивший в
программу празднования Всемирного Дня Мира.
Только в любви все еще царила полная неразбериха, и это страшно
огорчало Томса.
Начать хотя бы с того, что он не знал, как говорить с возлюбленной.
Фразы типа: "Я тебя люблю", "Я тебя обожаю", "Я от тебя без ума" были
слишком банальными и малоубедительными. Они не только не передавали всей
глубины и трепетности его чувств, а скорее принижали их. Ведь каждый
шлягер, каждая дешевая мелодрама были полны таких же точно выражений. К
тому же люди без конца употребляли эти слова в обычных житейских
ситуациях, говоря, что они любят свиные отбивные, обожают закаты и без ума
от тенниса.
Возмущению Томса не было границ. Он поклялся, что никогда не будет
говорить о своей любви так, как люди говорят об отбивных. Но, к своему
огорчению, не мог придумать ничего нового.
Тогда Томс решил обратиться за советом к профессору философии.
- Мистер Томс, - начал профессор, усталым жестом сняв с носа очки, - к
сожалению, любовь, как ее принято называть, все еще неуправляемая сфера
нашей жизни. На эту тему не было написано ни одного сколько-нибудь
солидного научного труда, кроме малоизвестного Языка Любви Тианской
цивилизации.
Ждать помощи было неоткуда. Томс продолжал размышлять о любви и мечтать
о Дорис. Долгие, мучительные вечера на веранде ее дома, когда тени от
виноградных лоз падали на ее лицо, делая его неузнаваемым, Томс пытался
объясниться со своей возлюбленной. А так как он не мог позволить себе
выражать свои чувства избитыми фразами, то речь его получалась довольно
цветистой.
- Я чувствую к тебе то же, - говорил он, - что звезда к своей планете.
- О, как величественно, - отвечала она, польщенная сравнением столь
космического масштаба.
- Нет, не так, - поправился Томс. - То, что я испытываю к тебе, гораздо
выше, больше. Вот, послушай, когда ты идешь, ты похожа на...
- На кого, милый?
- На выходящую на просеку олениху, - хмурясь, отвечал Томс.
- Как симпатично!
- При чем здесь симпатично. Мне хотелось выразить присущую юности
некоторую нескладность, угловатость движений...
- Но, дорогой, - возразила она. - Я вовсе не нескладна. Мой учитель
танцев...
- Нет, ты меня не поняла. Я имел в виду не просто нескладность, а
такую, которую...
- Я все поняла, - заверила она.
Но Томс знал, что это было неправдой.
С гиперболами пришлось покончить. Вскоре он пришел к тому, что ему
нечего было сказать Дорис, потому что все известные слова даже отдаленно
не напоминали то, что он чувствовал.
В их разговорах стали возникать неловкие, напряженные паузы.
- Джефф, - настаивала она, - скажи что-нибудь.
Томс пожал плечами.
- Даже, если это не совсем то, что ты думаешь.
Томс вздохнул.
- Пожалуйста, - взмолилась она, - ну хоть что-нибудь, только не молчи.
Я так больше не могу.
- Вот, черт...
- Да, - встрепенулась она, и лицо ее оживилось.
- Нет, я не то хотел сказать, - выговорил Томс, погружаясь в мрачное
молчание.
Наконец он сделал ей предложение. Джефферсон был почти готов признать,
что "любит" ее, но не захотел заострять на этом внимание. Объяснил он это
тем, что супружество должно быть построено на правде, иначе оно обречено.
Если он с самого начала извратит и обесценит свои чувства, то что же будет
потом?
Дорис с сочувствием отнеслась к его откровениям, но отказалась выйти за
него замуж.
- Девушке нужно говорить, что ты ее любишь, - заявила она. - Ей нужно
повторять эти слова сто раз в день, Джефферсон, и даже тогда будет
недостаточно.
- Но я в самом деле люблю тебя, - возразил Томс. - Вернее, я хотел
сказать, что чувствую что-то похожее на...
- Прекрати, надоело.
Не зная, что предпринять, Томс вспомнил о Языке Любви и отправился к
профессору расспросить о нем поподробнее.
- Говорят, - начал профессор, - что жители Тианы-2 придумали особый
язык для выражения любовных эмоций. Фраза "Я тебя люблю" - совершенно
немыслима для тианцев. Они могут дать точную характеристику испытываемого
ими в данную минуту чувства, причем слова эти никогда не повторятся ни в
одной другой ситуации.
Томс кивнул, и профессор продолжал.
- Конечно же, тианцы не остановились на теории. Они разработали
методику ухаживания и технику любовной игры, достигнув в этом
совершенства. Считают, что в сравнении с ними все, созданное в этой
области другими народами, выглядит просто жалким любительством.
Профессор смущенно кашлянул.
- Это как раз то, что мне нужно, - возликовал Томс.
- Все это забавно, но не более, - заметил профессор. - Какими бы
уникальными не были их приемы, они, я уверен, не имеют никакого
практического смысла. Что же касается самого языка, то строй его таков,
что на нем можно общаться только с одним человеком. По мне это выглядит
пустой тратой времени и сил.
- Труд во имя любви, - заявил Томс, - самый достойный труд на свете,
ибо в награду ты пожнешь богатый урожай чувств.
- Должен заметить, что сравнение ваше не слишком удачно, мистер Томс.
Кстати, а к чему столько разговоров на эту тему?
- Потому, что любовь - единственное, ради чего стоит жить, - убежденно
проговорил Томс. - И если для этого требуется всего-навсего изучить
специальный язык, то это не так уж много. Скажите, а далеко ли до Тианы-2?
- Порядочно, - ответил профессор, еле заметно улыбнувшись. - К тому же
путешествие может оказаться напрасным. Ведь тианцы все до одного вымерли.
- Вымерли? Но отчего? Эпидемия или вторжение инопланетян?
- Это все еще одна из загадок Вселенной, - нехотя ответил профессор.
- И что же, язык безвозвратно утерян?
- Не совсем так. Двадцать лет назад один землянин по имени Джордж
Вэррис отправился на Тиану и научился Языку Любви у последних, оставшихся
в живых тианцев. Вэррис написал отчет о своей поездке. Правда, мне и в
голову никогда не приходило его почитать.
Томс отыскал имя Вэрриса в справочнике Знаменитых Межпланетных
Исследователей. Он считался первооткрывателем Тианы. В его послужном
списке числились и другие планеты, но он сохранил верность Тиане,
вернувшись на нее после смерти ее обитателей и решив посвятить себя
всестороннему изучению их культуры.
Получив информацию, Томс начал долго и напряженно думать. Путешествие
на Тиану было не из легких - оно отнимало массу времени и средств. К тому
же была вероятность, что он не застанет Вэрриса в живых или тот не захочет
передать ему свой опыт. Все это напоминало игру в лотерею.
- Стоит ли любовь таких жертв? - спросил себя Томс и ответил
утвердительно.
Итак, продав суперсистему, устройство памяти, учебники по философии и
несколько акций, оставшихся в наследство от деда, он купил билет до
Крантиса-4 - ближайшей к Тиане планеты, до которой летали рейсовые
межпланетные корабли. Собравшись в дорогу, он отправился попрощаться с
Дорис.
- Когда я вернусь, - сказал он, - я смогу сказать тебе, как я, я имею в
виду точную степень, в общем, Дорис, когда я выучу язык и приемы тианцев,
я буду любить тебя так, как не любили еще ни одну женщину в мире.
- Ты в самом деле хотел это сказать? - спросила она, и глаза ее
засияли.
- Не совсем. Ведь слово "люблю" не может выразить то, что я чувствую.
Но чувствую я что-то очень близкое к любви.
- Я буду ждать тебя, Джефф, - пообещала она. - Только, пожалуйста,
возвращайся скорее.
Джефферсон Томс кивнул, смахнул слезу, обнял Дорис и, не сказав более
ни слова, поспешил на космодром.
Через час он уже летел на корабле.


Четыре месяца спустя, преодолев множество препятствий, Томс ступил на
Тиану. Космодром находился на окраине города. Юноша медленно брел по
широкой, пустынной автостраде. По обеим сторонам ее высились небоскребы,
верхние этажи которых терялись в заоблачных высях. Зайдя в одно из зданий,
Томс увидел массу каких-то сложных приборов и сверкающие пульты
управления. С помощью тиано-английского словаря он разобрал надпись над
фронтоном: Консультативная Служба по Проблемам Любви Четвертой Категории
Сложности.
Все дома внутри походили один на другой; они были заставлены
оборудованием, вокруг которого валялись обрывки перфолент. Томс миновал
Институт Изучения Запоздалых Нежностей, удивленно разглядывал
двухсотэтажное здание Обители для Эмоционально Глухих и им подобные
заведения. Постепенно до него начал доходить смысл происходящего.
Это был целый город, отданный изучению проблем любви.
Размышления Томса были внезапно прерваны. Он остановился перед входом в
гигантское здание, чья вывеска гласила: Служба Помощи по Общим Вопросам
Любви. Навстречу ему из мраморного вестибюля вышел старик.
- Кто ты? - неприветливо спросил он.
- Я Джефферсон Томс, землянин. Я прилетел сюда, чтобы изучить Язык
Любви, мистер Вэррис.
Лохматые белые брови старика удивленно приподнялись. Это был тщедушный,
сгорбленный, морщинистый человечек с согнутыми подагрой трясущимися
коленями. Только глаза его были на удивление молоды и блестящи и буравили
юношу насквозь.
- Полагаете, что, изучив язык, вы снискаете большую популярность у
женщин? - спросил Вэррис. - Пустые надежды. Знание, конечно, дает
определенные преимущества. Но, к сожалению, обладает рядом существенных
недостатков. Тианцы испытали это на собственной шкуре.
- Какие недостатки вы имеете в виду?
Вэррис усмехнулся, обнажив единственный торчавший во рту желтый зуб.
- Мне будет трудно вам это объяснить, пока вы не проникнете в существо
дела. Как известно, только знание помогает нам понять всю ограниченность
наших возможностей.
- Но я все равно хочу изучить язык, - сказал Томс.
Вэррис задумчиво на него посмотрел.
- Это вовсе не так просто, как ты думаешь, Томс. Язык Любви и
вытекающая из него определенная манера поведения сложны не меньше, чем
операция на мозге или юридическая основа деятельности акционерных обществ.
Это требует работы, каторжной работы, не говоря уже о таланте.
- Я не боюсь работы. А способности, мне кажется, у меня есть.
- Так думает большинство, - сказал Вэррис, - и при этом глубоко
заблуждается. Но оставим этот разговор. Я долго не видел здесь ни одной
живой души, поэтому рад тебе. А в остальном, поживем - увидим.
Они вошли в здание, которое Вэррис считал своим домом. Он поместил
юношу в Комнате Первой Проверки, бросив на пол спальный мешок и поставив
рядом походную плитку. Здесь, под сенью огромных счетных машин, начались
их занятия.
Вэррис оказался педантичным педагогом. Вначале, с помощью портативного
Семантического Дифференциатора, он научил Томса улавливать тончайшие токи,
возникающие в присутствии объекта будущей любви, распознавать едва
ощутимые напряжение и неловкость первых минут знакомства.
Об этих неясных ощущениях, учил Вэррис, ни в коем случае не следует
говорить прямо, ибо так можно только погубить зарождающееся чувство.
Следует выражать свои мысли иносказательно, используя сравнения, метафоры,
гиперболы, прибегая, если потребуется, даже к невинной лжи. Полунамеки
создают атмосферу таинственности и закладывают фундамент будущей любви.
Мысль, увлеченная игрой, уносится вдаль, растворяется в шуме прибоя и
рокоте волн, взбирается на угрюмые черные скалы, бродит среди
изумрудно-зеленых лугов.
- Какие прекрасные образы, - восторженно воскликнул Томс.
- Это только несколько примеров, - ответил Вэррис, - а ты должен знать
их все.
Итак, Томс с головой ушел в работу, запоминая целые страницы с
описаниями чудес природы, адекватных им любовных переживаний и случаев,
когда эти описания могут быть использованы. Язык Любви был очень точен.
Каждый объект или явление природы, соответствующее определенному любовному
чувству, было пронумеровано, помещено в определенный раздел каталога и
снабжено подходящим прилагательным.
Когда Томс запомнил весь список, Вэррис начал натаскивать его по
восприятию любви. Юноша изучал микроскопические оттенки чувства. Некоторые
из них показались Томсу до того нелепыми, что он рассмеялся.
Старик сделал ему строгое замечание.
- Любовь - дело серьезное, Томс. Что смешного находишь ты в том, что на
чувства часто оказывают влияние скорость и направление ветра?
- Мне это кажется просто глупым, - признался Томс.
- То, над чем ты смеялся, еще не самое странное из того, что тебе
придется услышать, - сказал Вэррис и привел другой пример.
Томс вздрогнул.
- Не может быть. Это же абсурд. Да все знают...
- Но если все все знают, то почему до сих пор не выведена формула
любви? Узость людского мышления, Томс, узость мышления и нежелание
взглянуть правде в глаза. Правда, если тебе угодно пойти по стопам
большинства...
- Нет, - ответил Томс. - Я пересмотрю свои взгляды. Пожалуйста,
продолжайте.


Со временем Томс выучил слова, означавшие первое пробуждение интереса,
ведущие шаг за шагом к прочной привязанности. Он понял, что обозначает
последняя и запомнил три слова, ее определяющие.
Следующим этапом было знакомство с физическим аспектом любви.
Здесь язык был более точен, без символики; он основывался на чувствах,
вызываемых конкретными словами и действиями.
Крошечный черный прибор поведал Томсу о тридцати восьми различных
ощущениях, вызываемых прикосновением руки; Томс мог теперь безошибочно
находить особо чувствительное место, размером с десятицентовик,
расположенное под правой лопаткой.
Он освоил абсолютно новую методику проникающих прикосновений, способных
воздействовать на партнера как бы изнутри, доводя его до умопомрачения.
При этом его убедили в преимуществах сохранения собственного душевного
равновесия.
Томс узнал о физической стороне любви много такого, о чем он только
смутно догадывался, а также массу того, о чем никто никогда не
догадывался.
Открытие это повергло его в ужас. Томс считал себя неплохим любовником.
Теперь он понял, что был абсолютным нулем, а все его старания напоминали
заигрывания влюбленного бегемота.
- А что ты ожидал? - спросил Вэррис. - Для того, чтобы стать экспертом
в любви, нужно потратить не меньше сил, чем при изучении любого другого
предмета. Ну как, ты еще не передумал?
- Напротив, - воодушевился Томс. - Потом, когда я стану профессионалом,
я смогу...
- Хватит об этом, - отрезал старик. - Вернемся к нашим занятиям.
Темой следующего урока была Цикличность Любви. Любовь, как узнал Томс,
была динамична, подвержена постоянным взлетам и падениям и подчинялась
определенным правилам, среди которых существовало пятьдесят два основных,
триста шесть второстепенных, четыре общих исключения и девять частных.
Томс выучил их не хуже собственного имени.
Вскоре он подошел к изучению Теневой Стороны Любви. Он обнаружил, что
каждой фазе любви соответствует определенная фаза ненависти; последняя, в
свою очередь, является проявлением одной из форм любви. Томс понял, в чем
заключается ненависть, как важна она для любви, придавая той законченность
и остроту, и что даже такие понятия, как безразличие и отвращение,
порождаются любовью, занимая в ней свое особое место.
Вэррис подверг юношу десятичасовому письменному экзамену, который тот с
достоинством выдержал. Томс горел желанием продолжать учебу, но учитель
заметил, что у ученика дергается левый глаз и дрожат руки.
- Тебе нужен немедленный отдых, - решил Вэррис.
Томс и сам уже подумывал об этом.
- Пожалуй, вы правы, - сказал он с плохо скрываемым интересом. - Может,
отправиться на Цитеру-5 на несколько недель?
Вэррис, зная дурную славу Цитеры, цинично ухмыльнулся.
- Хочешь попрактиковаться?
- Допустим. Что в этом плохого? Знания для того и даются, чтобы их
можно было применять на практике.
- Верно, но только после того, как ты полностью ими овладеешь.
- Но я уже все знаю. Будем считать, что это "производственная" или
дипломная практика, как вам будет угодно.
- Никаких дипломов не будет, - отрезал Вэррис.
- Какого черта? - взорвался Томс. - Мне самому охота
поэкспериментировать. Страшно интересно, что получится. Особенно, Подход
33-ЦВ. В теории звучит отлично. Интересно, каково это будет на практике?
Поверьте, для лучшего усвоения теории нет ничего лучше опытов...
- Ты, что, приехал сюда с единственной целью стать суперсоблазнителем?
- с явным отвращением спросил Вэррис.
- Конечно, нет, - ответил Томс, - но немного практики ничуть...
- Сосредоточив свои знания на поиске механизма чувственности, ты
обеднишь себя. Только любовь придаст истинный смысл твоим действиям. Ты
достаточно много знаешь, чтобы удовлетворяться столь примитивными
радостями.
Заглянув в себя, Томс понял, что Вэррис был прав, но упрямо продолжал
стоять на своем.
- Я бы хотел сам убедиться и в этом тоже.
- Можешь отправляться, я тебя не держу, - сказал Вэррис. - Но знай,
обратно я тебя не приму. Я не хочу, чтобы меня обвинили в том, что я
осчастливил Галактику новым Дон-Жуаном.
- Ладно. Оставим это. Давайте продолжать занятия.
- Нет. Ты только посмотри на себя. Еще несколько таких изнурительных
уроков, и ты навсегда утеряешь способность любить. А это было бы весьма
печально.
Томс вяло согласился.
- Я знаю одно отличное место, - вспомнил Вэррис, - чудесное место, где
можно было бы отвлечься от любви.
Они сели в допотопный космолет Вэрриса и через пять дней приземлились
на маленькой планете, у которой даже не было названия. Старик привел юношу
на берег бурной огненно-красной реки, по которой неслись хлопья зеленой
пены. Деревья, росшие по берегам, были низкорослые, причудливо изогнутые и
алые. Даже трава была необычной - голубой и оранжевой.
- Какое странное место, - Томс удивленно оглядывался.
- Это единственный в этой части Галактики уголок, где ничто не
напоминает о земном, - поспешил объяснить Вэррис. - Поверь мне, я знаю,
что говорю.
Томс подумал, не сошел ли старик с ума. Но вскоре он понял, что имел в
виду Вэррис.
Многие месяцы Джефферсон Томс изучал человеческие чувства и поступки;
человеческий дух витал над ним, проникая в его мысли во сне и наяву. Томс
жил и дышал работой, жадно вбирая в себя знания, точно губка воду.
Временами напряжение становилось невыносимым. Поэтому планета с красной
рекой, алыми, причудливо изогнутыми карликами-деревьями и сине-оранжевой
травой, где все было так необычно и ничто не напоминало о Земле, - стала
для него местом истинного отдохновения.
Томс и Вэррис разделились, потому что даже общество друг друга стало им
в тягость. Юноша проводил дни, бродя по берегу реки, дивясь на цветы,
которые начинали стонать при его приближении. По ночам в небе играли в
салочки три ущербные луны, а восходящее солнце ничуть не походило на
желтое, земное.
В конце недели посвежевшие и отдохнувшие Томс и Вэррис возвратились в
Джисел, столицу любви Тианы-2.
Томс изучил пятьсот шесть оттенков Истинной Любви, от зарождения
первого робкого чувства до испепеляющей страсти такой силы, что только
пяти мужчинам и одной женщине удалось ее испытать, причем самый стойкий из
них прожил после этого не более часа.
С помощью блока крошечных калькуляторов он просчитал фазы нарастания
любовного чувства.
Потом он познал тысячу ощущений, которые способно испытывать
человеческое тело; он узнал, что надо сделать, чтобы довести эти ощущения
до невыносимых, терпимых и, наконец, приятных.
Его обучили таким вещам, которые до него никто не осмеливался и, к
счастью, еще долго не осмелится произнести вслух.
- Теперь, - сказал однажды Вэррис, - ты знаешь все.
- Все?
- Да, Томс. У сердца больше нет от тебя секретов, как, впрочем, и у
души, мозга и прочих органов. Ты познал Язык Любви. Теперь ты можешь
возвращаться к своей подруге.
- Ура! - закричал Томс. - Теперь я знаю, что ей сказать.
- Пошли мне открытку, - попросил Вэррис. - Дай знать, как идут дела.
- Непременно, - пообещал Томс. Он горячо поблагодарил своего учителя и
отправился на Землю.


Преодолев длинный и трудный путь, Джефферсон Томс спешил к дому Дорис.
Лоб его покрылся испариной, руки тряслись. Несмотря на волнение, Томс
точно определил свое состояние - Вторая Стадия Волнения в Предвкушении
Встречи, дополненного легкими мазохистскими обертонами. К сожалению, даже
точность формулировки не помогла успокоиться - все-таки это была его
первая "производственная" практика. А вдруг он чего-нибудь не доучил?
Он позвонил в дверь. Когда она открылась, Томс увидел Дорис. Она была
еще прекраснее, чем прежде - с дымчато-серыми глазами, волосами цвета
ракетной струи, с едва заметными, но приятными округлостями фигуры. Томс
почувствовал, как к горлу его подступил комок, и он неожиданно вспомнил
осень, вечер, дождь и горящие свечи.
- Я вернулся, - прохрипел он.
- О, Джефф, - чуть слышно прошептала она.
Томс стоял, точно громом пораженный, не в состоянии вымолвить ни слова.
- Я так давно тебя не видела, Джефф, что стала подумывать, а правда ли
все то, что мы говорили тогда друг другу? Теперь я точно знаю.
- Ты знаешь?
- Да, мой родной! Я ждала не напрасно. Я прождала бы еще сотню, нет,
тысячу лет! Я люблю тебя, Джефф.
Она бросилась к нему.
- А теперь ты скажи, Джефф, - попросила она. - Говори же.
Томс посмотрел на нее, ощутил волнение, оценил его по классификационной
шкале, выбрал подходящее определение, проверил его, потом еще раз. После
целого ряда оценок и тщательного обдумывания, убедившись в абсолютной
верности выбора и приняв во внимание климатические условия, фазы луны,
скорость и направление ветра, солнечные пятна и другие природные факторы,
оказывающие большое влияние на чувства, он сказал:
- Дорогая моя, ты мне очень нравишься.
- Джефф! Неужели это все, что ты можешь сказать? Ведь Язык Любви...
- Язык Любви - дьявольски точная штука, - словно бы извиняясь, сказал
Томс. - Мне жаль, но фраза "Ты мне очень нравишься" абсолютно точно
выражает то, что я чувствую.
- О, Джефф.
- К сожалению, это так, - промямлил он.
- Пошел ты к черту, Джефф!
За этим последовала бурная сцена, и они расстались. Томс отправился
путешествовать.
Он работал то там, то здесь. Был клепальщиком на Сатурне, чистильщиком
на Хелг-Винос-Трайдере, фермером в кооперативе на Израиле-4. Несколько лет
он слонялся без дела по планетам Далмианской системы, живя большей частью
подаянием. Позже, на Новилоцессиле он встретил симпатичную шатенку,
поухаживал за ней, потом женился и обзавелся хозяйством.
Друзья говорят, что Томсы довольно счастливы, хотя в их доме все
чувствуют себя несколько неуютно. Место, где они живут, само по себе
неплохое, если бы не бурная красная река неподалеку, делающая людей
раздражительными. А разве можно привыкнуть к алым деревьям, оранжево-синей
траве, стонущим цветам и трем ущербным лунам, играющим в салочки на чужом
небе?
Правда, Томсу все это нравится. Что же касается миссис Томс, то она во
всем согласна с мужем.
Томс написал письмо на Землю своему бывшему профессору философии,
рассказав, что он открыл причину гибели Тианской цивилизации, по крайней
мере для себя. Вся беда научных исследований состоит в том, что они
тормозят естественный ход вещей. Тианцы, он в этом убежден, были так
заняты теоретическими выкладками на тему любви, что им было просто некогда
ею заниматься.
Как-то раз он послал короткую весточку Джорджу Вэррису. В ней он
сообщил, что женился, найдя девушку, к которой он чувствовал "относительно
глубокую симпатию".
- Вот счастливчик, - позавидовал Вэррис, прочитав открытку. - "Смутное
влечение" - это все, что мне удалось испытать в жизни.

@темы: литературное

---

Второй день нач.отдела тусуется и что-то этакое вместе делает с одним из коллег-соседей. Неуловимо напрягает.

@настроение: достало

@темы: офисное

---

Кольца без творога - это практически коан. Кольца с пустотой!

@настроение: crazy

@темы: жизнь

---

ага, видали мы такое

Выдернуто из файла, открытого на-любом-месте

Один человек сообщает другому, что тому следует нечто делать, и в то же время, на другом уровне, сообщает, что он не должен этого делать или должен делать что-то другое, несовместимое с первым. Ситуация окончательно захлопывается для “жертвы” еще одним предписанием, запрещающим покидать “поле боя” или высказывать недовольство по поводу ситуации, давать ей критическую оценку и тем самым аннулировать ее. “Жертва”, таким образом, оказывается в “безвыигрышном” положении. Она не может сделать ни единого шага без того, чтобы не произошла катастрофа. Вот пример:
Мать навещает сына, который только-только оправился от психотического приступа. Он направляется к ней навстречу, и происходит следующее:
а) она открывает объятия, чтобы он обнял ее и/или чтобы обнять его.
б) Когда он к ней приближается, она застывает на месте и каменеет.
г) Он останавливается в нерешительности.
д) Она говорит: “Ты не хочешь поцеловать свою маму?”. И так как он все еще стоит в нерешительности,
е) она говорит: “Но дорогой, ты не должен бояться своих чувств”.
Он отзывается на приглашение матери поцеловать ее, но ее состояние, ее холодность и напряженность в то же самое время говорят ему: “Нет, не надо”. То, что она боится близких отношений с ним или по какой-то другой причине в действительности не хочет, чтобы он делал то, к чему она его приглашает, не может быть признано ею открыто и остается невысказанным ни матерью, ни ее сыном. Сын реагирует на невысказанное, “молчаливое” сообщение: “Хоть я и открываю мои объятия для тебя, чтобы ты подошел и поцеловал меня, но на самом деле боюсь, что ты сделаешь это, но не могу в этом признаться ни себе, ни тебе, поэтому я надеюсь, что ты будешь слишком “больным”, чтобы сделать это”. Но затем она показывает, что совершенно без всякой задней мысли хочет, чтобы он поцеловал ее, и намекает, что причина, по которой он ее не целует, не в том, что он уловил ее беспокойство, как бы он не поцеловал ее, или ее приказ не делать этого, а в том, что он не любит ее. Когда сын не отвечает, мать намекает, что он ее не целует, потому что боится своих сексуальных или агрессивных чувств по отношению к ней. Суть ее сообщения в итоге сводится к следующему: “Не обнимай меня, а то я тебя накажу” и “Если ты не сделаешь этого, я тебя накажу”. Само “наказание” остается загадкой.

Upd: Не, я прямо не могу не запостить всю главу )

"Атрибуции и предписания", оченьмногабукав!

То, что один человек приписывает другому, замыкает последнего в определенные рамки, ставит его в определенное положение. Предназначая ему ту или иную позицию, атрибуции “ставят его на место”, то есть в конечном счете имеют силу предписаний.
Атрибуции, которые совершает Питер относительно Пола, могут сообщаться и разобщаться с атрибуциями, которые совершает сам Пол относительно Пола. Вот простейший пример разобщения в атрибуциях: Питер выносит суждение о том, как Пол относится к собственному утверждению, а Пол с этим суждением не согласен.
Питер: Ты лжешь.
Пол: Нет, я говорю правду.
Некоторые атрибуции можно подвергнуть проверке, выяснив, насколько единогласно их подтверждают другие, но многое из того, что Питер приписывает Полу, Пол проверить не может, особенно если Пол ребенок. Таковыми являются глобальные атрибуции, к примеру, “Ты дрянь” или “Ты молодец”. Адресат таких атрибуций никоим образом не способен снять их своими собственными силами, если только он не владеет позицией1, исходя из которой человек правомочен служить третейским судьей в подобных вопросах.
То, что другие косвенно или прямо приписывают Полу, неизбежно имеет решающее значение в формировании его восприятия собственной деятельности, собственных представлений, мотивов, намерений — собственной идентичности.
Стивен утратил всякие ориентиры в том, каковы его собственные намерения и мотивы, пока он жил со своей матерью, которая превратилась в “настоящего параноика”. Она видела в его действиях мотивы и цели, которых, как он поначалу явственно чувствовал, в этих действиях не было. Постепенно Стивен начал путать “собственные” мотивы и цели с теми, которые были ему приписаны. Он знал, что если порежет палец, мать обязательно скажет, что он это сделал, чтобы ее расстроить, и зная, что таково будет ее толкование, он не мог быть уверенным, нет ли и вправду у него такого намерения. Это вселяло в него навязчивые сомнения в “мотивах” собственных действий, даже во время надевания галстука, который ему нравился, но который раздражал его мать. “Ты надеваешь его, чтобы мне досадить, — ты знаешь, я терпеть не могу такие галстуки, как этот”.
В зоне этого разобщения между “собственными” намерениями человека и теми, которые ему приписывает другой, в игру вступают вопросы скрытности и конспирации, обмана и самообмана, двусмысленности, лживости или правдивости. Во многих случаях чувство вины или стыда следует понимать с точки зрения таких расхождений, имея в виду, что в такой ситуации присутствует переживание собственной фальши, собственного мошенничества. Истинная вина — это вина по отношению к обязательству, которое ты сам на себя налагаешь, чтобы быть самим собой, реализовать самого себя. Ложная вина — это вина, переживаемая за то, что ты не такой, каким тебя считают другие люди, каким, по их ощущению, ты, кажется, должен быть или, по их смелому предположению, ты являешься.
Принять как реальность, что ты вовсе не обязательно тот, за кого тебя принимают другие, есть определенное достижение. Такого рода ясное осознание расхождения между идентичностью-для-себя, бытием-для-себя и бытием-для-других очень болезненно. Существует сильнейшая склонность испытывать чувство вины, беспокойство, сомнения, раздражение в том случае, если атрибуции, обращенные на себя самого, разобщаются с атрибуциями, которые совершает по отношению к “я” другой, особенно тогда, когда атрибуции принимаются как предписания.
Мать прислала Джоан блузку в день ее двадцатилетия. У блузки был ряд интересных особенностей. Она была велика Джоан на два размера. Она была не того типа, который выбрала бы сама Джоан. Она была слишком простая, и стоила больше, чем мать могла себе позволить. Ее нельзя было обменять в магазине, в котором она была приобретена. Следовало бы ожидать, что Джоан будет разочарована или раздражена. Но вместо этого она ощущала себя пристыженой и виноватой. Джоан не знала, что же ей делать с собой, потому что она была неправильного размера для этой блузки. Она должна была соответствовать блузке, а не блузка быть впору ей. Ей следовало бы любить эту блузку. Ей следовало бы соответствовать материнскому представлению о себе. В данном случае мать дает девушке подтверждение в том, что у нее есть грудь, и отказывает в подтверждении ее настоящего тела. Во время взросления дочери, в ее подростковом возрасте мать имела привычку бросать мимоходом что-нибудь вроде: “Как там идут дела с твоими грудками, дорогая?” Джоан, бывало, чувствовала, что эти высказывания матери будто сокрушают ее тело. Преподнесение ей совершенно бесполой блузки слишком большого размера содержало в себе двусмысленность и запутывало. Эта девушка физически была крайне зажатой и не осмеливалась быть привлекательной и живой, если ее мать, по сути, отрицала в ней эти качества. Блузка, будучи несимпатичной, содержала в себе намек на атрибуцию: “Ты некрасивая девушка”. Атрибуция заключала в себе предписание: “Будь некрасивой”. В то же время ее высмеивали, дразнили за то, что она некрасива. Джоан в конце концов перестала носить блузку, испытывая чувство беспомощности, смятения и отчаяния.
Атрибуции помогают или вредят развитию или правдоподобному восприятию самого себя. Рассмотрим следующие вариации на одну из базовых тем детства.
Маленький мальчик выбегает из школы навстречу матери.
1. Он подбегает к матери и крепко ее обнимает. Она обнимает его в ответ и говорит: “Любишь свою маму?”. И он обнимает ее еще раз.
2. Он выбегает из школы; мать открывает объятия, чтобы прижать его к себе, но он останавливается чуть-чуть поодаль. Она спрашивает: “Ты не любишь свою маму?” Он отвечает: “Нет”. Она говорит: “Ну ладно, пошли домой”.
3. Он выбегает из школы; мать открывает объятия, чтобы прижать его к себе, он останавливается поодаль. Она спрашивает: “Ты не любишь свою маму?” Он отвечает: “Нет”. Она отвешивает ему шлепок и говорит: “Не будь наглецом” (“Не смей дерзить”).
4. Он выбегает из школы; мать открывает ему объятия, чтобы прижать его к себе, он останавливается слегка поодаль. Она спрашивает: “Ты не любишь свою маму?” Он отвечает: “Нет”. Она говорит: “Но мама знает, что любишь, дорогой” — и крепко его обнимает.
В ситуации (1) нет никакой скрытой двусмысленности, здесь полное взаимное подтверждение и единение. В случае (2) приглашение матери отвергается мальчиком. Ее вопрос, возможно, содержит “двойное дно”, имея целью, с одной стороны, задобрить мальчика, а с другой — прозондировать его чувства. Она имеет в виду, что он что-то чувствует по отношению к ней и знает, каковы эти чувства, но ей неизвестно, “каково ее положение” с ним. Он говорит ей, что не любит ее. Она никак это не обсуждает и не отвергает его. Предоставит ли она ему возможность “продолжать в том же духе” или “даст делу спуститься на тормозах”? Или найдет способы наказать его, или же попытается взять реванш, демонстрируя безразличие, или постарается расположить его к себе и т.п.? Может пройти какое-то время, прежде чем он узнает, “каково его положение” с ней.
В случае (3) с мальчиком обращаются как с отдельным, самостоятельным существом. Его слова и поступки не лишают законной силы, однако в данном случае очевидным образом существуют правила, регулирующие, когда и что говорить. Он получает урок, что иногда лучше быть вежливым или послушным, чем быть “наглецом”, даже если наглость — это всего лишь честность. Он немедленно узнает, каково его положение. Если шлепок матери не будет сопровождаться другими, более изощренными мерами, то выбор, который стоит перед ним, предельно ясен. Следи за тем, что ты говоришь, или нарвешься на неприятности. Он может знать, что хотя мама отшлепала его за “дерзкое поведение”, ей больно и обидно. Он видит, что то, что он говорит, ей небезразлично и что если он обижает ее, она не пытается возложить на него бремя вины посредством туманных апелляций к его совести.
В случае (4) мать не воспринимает то, что он говорит по поводу своих чувств, и парирует атрибуцией, полностью отменяющей его собственное свидетельство. Подобная атрибуция делает нереальными чувства, которые “жертва” переживает как реальные. Реальное разобщение, таким образом, упраздняется и создается ложное единение.
Вот вам примеры атрибуций такого порядка:
“Ты сказал это просто так. Я знаю, ты этого не имел в виду”.
“Ты можешь думать, что чувствуешь что-то подобное, но я знаю, что на самом деле это не так”.
Отец говорит сыну, который просит перевести его из школы, где его третируют: “Я знаю, ты на самом деле не хочешь уходить, потому что среди моих сыновей нет трусов”.
Человек, подвергавшийся атрибуциям такого типа, будет испытывать трудности в понимании того, каковы его чувства или намерения, если только он не имеет достаточно твердой почвы под ногами. Если нет, существует возможность, что он утратит способность непосредственно осознавать, чувствует ли он то или это и как определить то, что он делает.
Мать Стивена упрекала его, когда сама допускала оплошность. Однажды она влетела в комнату, где он сидел, и, натолкнувшись на него, разбила тарелку. Из ее объяснений явствовало, что она разбила тарелку, потому что тревожилась за него, то есть он вызвал ее беспокойство, поэтому он — причина того, что она разбила тарелку.
Когда Стивен болел, то требовалось какое-то время, чтобы мать простила его, так как он “делал это”, то есть болел, чтобы ее расстроить. В итоге почти все, что он делал, толковалось как попытка свести ее с ума. В годы взросления Стивену не на что было ориентироваться, чтобы понять, где начинается и где кончается то, за что он несет ответственность, то, что является следствием его действий, его влияния, то, что в его власти.
Какое действие способен один человек оказать на другого? Сократ как-то заметил, что никакого вреда нельзя причинить хорошему человеку. Гитлер, как говорят, утверждал, что он никогда никого не лишал воли, а только свободы в гражданском смысле. С этой точки зрения заключенный в тюрьме рассматривается как сохранивший свою “волю”, но потерявший свободу. Я могу, таким образом, действовать, устанавливая границы той ситуации, в которой другому придется действовать, но дано ли мне сделать большее? Если другой говорит: “Ты разбиваешь мне сердце”, — “делаю” ли я это с ним в каком-либо смысле? Джек действует как-то по-своему, а Джилл говорит: “Ты сводишь меня с ума”. Каждый из нас знает на собственном опыте, что все мы действуем друг на друга. Так где же проводится грань? Посредством какого критерия?
Джек дружит с Джилл. Она идет гулять с Томом. Джек говорит, что она его мучает. Он страдает “от того”, что она это сделала, но это еще не значит, что она пошла гулять с Томом с единственной целью причинить страдание Джеку. Если нет, про нее едва ли можно сказать, что она мучает Джека. Но допустим, что она могла иметь такое намерение. Так действительно ли она его мучает, когда (1) она собиралась помучить его, а он не испытывает мучений, (2) он испытывает мучения, когда (3) она не имела намерения мучить его, и сам он не испытывает мучений, (4) он испытывает мучения. Когда Король Лир уговаривает Корделию “сказать ему то, что, как ей известно, его осчастливит”, а она отказывается это сделать, является ли она жестокой, если знает, что ее слова причинят ему боль? В каком смысле я с другим делаю то, что, он говорит, я с ним делаю, если я делаю то, что считаю нужным, совсем с другими намерениями, зная, что “действие”, которое мой поступок окажет на него, будет другим, нежели я имел в виду, поскольку он говорит так?
Ребенок усваивает, что же он собой представляет, во многом когда ему говорят, что “значат” его поступки, посредством их “действия” на других.
У восьмилетнего мальчика был старший брат, любимец родителей, который должен был вскоре приехать домой на каникулы. Мальчику несколько раз снился сон, что брат по дороге домой попал под машину. Рассказав об этом отцу, он получил от него объяснение, что это показывает, как сильно он любит брата, потому что беспокоится, как бы с ним что-нибудь не случилось. Отец настойчиво приписывал младшему брату любовь к старшему, невзирая на факты, которые для большинства были бы указанием на обратное.
Младший сын “принимал на веру” слова отца, когда тот говорил ему, что он “любит” старшего брата.
Атрибуции работают в обе стороны. Ребенок приписывает своим родителям хорошее и плохое, любовь и ненависть и каким-то образом сообщает им, что он испытывает по отношению к ним. На какие из атрибуций родители реагируют, к каким остаются глухи, какие они принимают и отвергают, какие их сердят, забавляют или же льстят им? Какие за этим следуют контр-атрибуции? “Наглость” — это то, что часто приписывают ребенку, который приписывает родителям вещи, не вызывающие у них особого удовольствия.
Атрибуции, противоречащие друг другу, могут нести в себе скрытые предписания. Когда Маргарет2 было четырнадцать лет, мать называла ее двумя именами: прежним именем — “Мэгги” и новым именем — “Маргарет”. “Мэгги” означало, что она все еще остается и всегда будет маленькой девочкой, которой следует делать то, что ей говорит мама. “Маргарет” означало, что она теперь повзрослела и должна дружить с мальчиками, а не цепляться за мамину юбку. Как-то часов в шесть вечера, стоя на улице рядом с домом вместе с одним из своих приятелей-сверстников, она услышала громкий крик матери из окна верхнего этажа: “Маргарет, немедленно поднимайся наверх”. Это вызвало полное замешательство девочки. Она почувствовала, что земля плывет у нее из-под ног, и заплакала. Девочка не могла понять, чего от нее ждут. “Маргарет” — это была взрослая роль, в крайнем случае роль подростка. Она несла в себе предписание вести себя независимо. Но последующие слова матери определенно адресовались маленькой девочке, “Мэгги”. В качестве Мэгги она должна была, не задавая вопросов и не задумываясь, делать то, что ей говорят. Это выбило почву у нее из-под ног, так как она не имела “внутреннего ресурса”, чтобы справиться с тем, что ей велят быть Мэгги и Маргарет одновременно.
Существует множество способов отменить действия и поступки другого, сделать их недействительными. Они могут расцениваться как дурные или безумные или восприниматься в том смысле, которого не имел в виду тот, кто их совершал, и отвергаться в том смысле, который он подразумевал. Их можно рассматривать как всего лишь ре-акцию по отношению к некому человеку, который есть “истинная” или “реальная” первопричина их появления, как своего рода звено в цепи причинно-следственных отношений, начало которой лежит вне данного индивида. Джек может быть не способен воспринимать Джилл как другого, отдельного от него человека. Он может требовать благодарности или признательности от Джилл, давая понять, что самой своей способностью что-либо делать она обязана только ему. Чем большую независимость в действиях Джилл проявляет, тем больше она, так сказать, приводится в действие милостью Джека. Если подобное происходит между родителями и ребенком, то обнаруживается любопытное движение по восходящей: чем большего достигает ребенок, тем больше жертв ему было принесено и тем больше он должен быть благодарен.
“Не надо делать, что тебе говорят”. Человек, которому приказали быть непосредственным и спонтанным, находится в ложной и безвыигрышной позиции. Джилл старается быть послушной, делая то, чего от нее ожидают. Но ее обвиняют в нечестности за то, что она не делает то, чего хочет на самом деле. Если она говорит, чего она хочет на самом деле, ей объясняют, что это извращение или больная фантазия или что ей неведомы ее собственные желания.
Преуспевающая художница, набившая руку в портретной живописи, никак не могла заставить себя заняться абстракцией. Ей помнилось, что в детстве она имела обыкновение делать рисунки из черных хаотических линий. Ее мать, тоже художница — она рисовала броские приторные цветочные композиции и тому подобное — высоко ценила “свободу экспрессии”. Она ни разу не запрещала дочери рисовать каракули, но всегда говорила ей: “Нет, это все не твое”. При этих словах у дочери все внутри трепетало от ужаса. Она ощущала опустошенность, стыд, страшное раздражение. Потом она научилась рисовать то, что, как ей говорили, было “ее”. Когда молодая художница вспомнила свои чувства по поводу тех детских рисунков, чувства, которые перестали задевать ее за живое, но которые она не забыла полностью, она через много лет вернулась к своим каракулям. Только теперь она смогла вполне осознать, насколько бессмысленной и фальшивой была ее жизнь. Она испытала то, что назвала “очищающим стыдом” — стыдом за измену своим подлинным чувствам. Для нее очищающий стыд явился противовесом той самой “постыдной опустошенности”, которую ей доводилось переживать, когда ее мать говорила, что эти каракули — “не твое”.
Некоторые люди несомненно обладают весьма примечательной склонностью держать другого на привязи, не давать ему выпасть из связки. Существуют мастера вязать и достигшие совершенства в том, чтобы поддаваться завязке. И те и другие обычно не осознают, как это делается, а то и вовсе не осознают, что это происходит. Поразительно, как трудно заинтересованным сторонам увидеть происходящее. Мы должны помнить, что те, кто находятся в связке, не видят самой этой связки. Джилл постоянно жалуется, что Джек, ее муж, никак не дает ей “идти своей дорогой”. Он не может понять, почему она чувствует, что ее изводят, поскольку он убежден, что она не способна сделать что-либо, чего бы он не хотел, поскольку все, что бы она ни сделала, он принимает как должное, так как он ее любит.
Одно и то же сочетание слов, ворчания, тяжких вздохов, хмурых взглядов, улыбок, жестов может работать совершенно по-разному, в зависимости от контекста. Но кто “устанавливает” контекст? Одна и та же словесная форма может использоваться как простая констатация факта, как обвинение, как предписание, как атрибуция, шутка, угроза.
Джек говорит Джилл: “Сегодня дождливо”. Что он может иметь в виду, на что направлено утверждение? Вот несколько вариантов:
1. Он просто заметил и сообщил тот факт, что сегодня дождливый день.
2. Джек, может быть, до этого нехотя согласился пойти погулять с Джилл вместо похода в кино. Когда он теперь говорит, что сегодня дождливо, он хочет сказать: “Слава Богу, мы не пойдем на прогулку. У меня появляется шанс посмотреть фильм”.
3. Возможно, Джек намекает: “Поскольку идет дождь, я думаю, что тебе не следует выходить на улицу”, или: “Я надеюсь, ты не хочешь выходить на улицу, пока идет дождь”, или: “У меня скверное настроение. Я не хочу выходить на улицу, но если ты настаиваешь, мне, вероятно, придется”.
4. Джек и Джилл могли вчера обсуждать, в какую сторону повернется погода. Поэтому утверждение может означать: “Ты, как всегда, права”, или: “Видишь, как я всегда точен”.
5. Может быть, просто открыто окно, и утверждение несет такой смысл, что Джек хочет, чтобы Джилл закрыла окно и т.д.
Возможные разночтения подобного рода являются неотъемлемым свойством обычного речевого высказывания. Приведенное выше простейшее утверждение, “каков нынче денек”, может нести в себе вопрос, упрек, предписание, атрибуцию относительно “я” или другого и т.д. В “прямом” разговоре такие неясности присутствуют, однако другой может поднять на поверхность скрытые смыслы, которые, в свою очередь, или признаются или же, если они не предполагались, могут быть честно отклонены. Прямой и честный взаимообмен несет в себе множественные взаимные отклики, и участвующие в нем все время “знают, в каком положении они” друг относительно друга. На другом конце спектра характерной чертой всех разговоров являются бесконечные скрытые смыслы или косвенные “внушения”, которые отрицаются, не признаются, противоречат друг другу, вступают в парадоксальные отношения.
(I) Мнимое утверждение в реальности является предписанием.
Мнимое утверждение: “Холодно”.
Предписание: “Зажги огонь”.
(II) Предписание в реальности является атрибуцией.
Предписание: “Попроси совета у Джонса”.
Атрибуция: “Ты слегка глуповата”.
(III) Предложение помощи в реальности является угрозой.
Предложение помощи: “Мы устроим тебе приятную смену обста-
новки”.
Угроза: “Если ты не прекратишь себя так вести, мы отправим
тебя куда надо”.
(IV) Выражение сочувствия в реальности является обвинением.
Сочувственное утверждение (атрибуция): “У тебя нервы на пределе”.
Обвинение: “Ты себя ужасно ведешь”.
Джилл может ответить следующим образом на каждое из указанных утверждений:
(I) “Это на самом деле приказ”.
(II) “На самом деле ты хочешь сказать, что я дура”.
(III) “В действительности ты говоришь, что если я не буду следить за своим поведением, ты скажешь, что я свихнулась, и посадишь меня в сумасшедший дом”.
(IV) “Говоря, что ты знаешь, что я не могла с собой справиться, ты тем самым заявляешь, что снимаешь с меня ответственность, потому что считаешь, что я сделала что-то плохое”.
Но Джек будет полностью отрицать, что он на что-либо намекал, и, кроме того, намекать, что Джилл несправедлива, или больна, или испорчена, думая о каких-то намеках. Джилл, в свою очередь, предполагает этот намек, а Джек его отрицает. Когда простое утверждение будет сделано в следующий раз и Джилл отнесется к нему как к простому утверждению, она будет обвинена в нечувствительности или в намеренном отказе “хорошенько понять”, о чем говорится. Открытые уровни могут быть совместимыми или несовместимыми со скрытыми уровнями высказывания, в то время как на самом скрытом уровне один человек может одновременно передавать два или более парадоксальных смыслов.
Три-четыре человека в замкнутом узле будут хранить некий устраивающий их status quo, образуя альянс на основе негласной договоренности, чтобы нейтрализовывать всякого, кто посягнет на его стабильность. В такого рода семейном узле любой жест, любое сообщение функционирует как нечто совершенно отличное от того, чем они “кажутся”, и нельзя положиться ни на одно действие, что оно “означает” то, чем представляется. Постороннему невдомек, что же действительно происходит в течение долгого времени. Для него, постороннего, может происходить “полный ноль”. Люди обмениваются репликами, повторяющимися, надоедливыми, касающимися только самых банальных вещей. Энергия узла идет на предотвращение того, чтобы хоть что-то происходило. Ребенку задают вопрос в присутствии всей семьи. “Сочувственно” вмешивается тетушка: “Скажи доктору, что тебя беспокоит, детка”. Скрытое предписание: “Никаких объяснений. Тебе сказано не делать того, что тебе сказано делать”.
“Ты ублюдок”, вероятнее всего, означает: “Ты мне противен, ты отвратительный человек, я на тебя зол”. Мы склонны предполагать, что здесь скрыты такие смыслы. Но некоторые люди попадают в трудное положение и получают различные клинические диагнозы, потому что они всегда не уверены, оправдано или нет с их стороны делать подобные допущения:
Является ли это констатацией факта, касающейся моих роди¬телей?
Или мне приписывается такое свойство?
Или это утверждение о том, каковы мои чувства к тебе?3
Всерьез это или в шутку?
Многие пациенты с шизофренией и “пограничные” пациенты непрерывно ломают голову над “значением” каждого утверждения, ибо любое утверждение может иметь самые разные назначения. Может быть, он пошутил? Не говорил ли он мне о моих родителях? Может, мне следует попросить посмотреть мое свидетельство о рождении? Или он меня проверял, хотел посмотреть, не слишком ли я чувствителен?
Неконструктивно более рассматривать поглощенность такими мыслями, как “вязкость мышления”, и искать “причину” в органической патологии. Способность к тому, чтобы говорить по-английски, органически детерминирована. То же касается способности к тому, чтобы говорить по-французски, а также той путаницы, которая возникает у многих двуязычных детей... Некоторые люди обучаются в одном языке нескольким “языкам”. Затруднение, которое порой возникает у людей, когда надо “знать” или “чувствовать”, какой “язык” или “способ коммуникации” стоит за теми или иными словами, вероятно, связано с тем, что они росли и воспитывались в узле, где черное иногда означало черное, а иногда белое, иногда же и то, и другое. Шизофренические неологизмы, попытки усовершенствовать синтаксис, необычные интонации, дробление слов и слогов, а также эквивалентные операции в области невербальной экспрессии — все это нужно рассматривать и оценивать в рамках той системы коммуникации, в которой они первоначально функционировали или продолжают функционировать.
Приведем еще несколько кратких зарисовок подобных взаимодействий в семье.
Пациент (мужского пола, 20 лет, госпитализированный с диагнозом параноидная шизофрения), его мать и отец спорили. Пациент утверждал, что он эгоистичен, а родители говорили, что нет. Врач попросил пациента объяснить на примере, что он имеет в виду, говоря об эгоистичности.
Пациент: Ну, это когда моя мать иногда готовит мне целую кучу еды, а я отказываюсь это есть, если у меня нет настроения.
(Оба родителя молчали. Он очевидным образом отстоял свою правоту.)
Отец: Но, вы понимаете, он не был таким. Он всегда был хорошим мальчиком.
Мать: Это его болезнь, ведь так, доктор? Он никогда не был неблагодарным. Он был всегда очень вежливым и воспитанным. Мы сделали для него все, что могли.
Пациент: Нет, я всегда был эгоистичным и наблагодарным. У меня нет никакого самоуважения.
Отец: А я говорю, есть.
Пациент: Я мог бы его иметь, если бы ты меня уважал. Никто не уважает меня. Все надо мной смеются. Я посмешище для всего мира. Я настоящий шут.
Отец: Но сынок, я уважаю тебя, потому что я уважаю того, кто сам себя уважает.
Семилетнего мальчика отец обвинил в краже своей ручки. Мальчик изо всех сил доказывал, что он невиновен, но ему не поверили. Наверное, для того чтобы спасти его от двойного наказания — за воровство и за ложь, — мать сказала отцу, что мальчик сознался ей в том, что украл ручку. Однако мальчик по-прежнему не признавал за собой кражи, и отец устроил ему хорошую взбучку. Поскольку оба родителя обращались с ним так, будто он не только совершил этот проступок, но и сознался в нем, он начал думать, что в конце концов мог бы припомнить, что действительно это сделал, и даже был не совсем уверен, сознавался он на самом деле или же нет. Позже мать обнаружила, что сын и вправду не брал ручку, и признала сей факт перед мальчиком, не говоря, однако, ни слова отцу. Она сказала мальчику: “Подойди, поцелуй маму, и забудем об этом”.
Он каким-то образом чувствовал, что подойти, поцеловать маму и помириться с ней в таких обстоятельствах было бы чем-то нечестным. И все же он так тосковал по тому, чтобы подойти к ней, обнять ее и быть опять в полном единодушии с ней, что это было почти нестерпимым. И хотя мальчик не мог отчетливо сформулировать ситуацию, он не поддался уговорам и не сделал ни единого шага по направлению к ней. Тогда она сказала: “Ну что ж, если ты не любишь свою маму, мне придется просто уйти”, — и вышла из комнаты.
Комната закружилась у него перед глазами. Тоска была непереносима, но вдруг внезапно все изменилось, хотя и осталось прежним. Он видел комнату и себя в этой комнате как будто впервые. Тоска и желание спрятаться в материнских объятиях куда-то исчезли. Неведомым для себя образом он прорвался в какое-то новое измерение. Он был совсем одинок. Разве могла эта женщина иметь к нему отношение? Уже будучи взрослым, он придавал этому происшествию решающее значение в своей жизни: это было освобождение, но какой ценой!
Существует множество способов приучить человека не доверять своим собственным чувствам. Если выбрать всего лишь некоторые аспекты для специального толкования, то предписание “Подойди, поцелуй маму и забудем об этом” на самый поверхностный взгляд скрывает в себе следующее:
1. Я не права.
2. Приказываю тебе помириться со мной и забыть об этом.
Но тут существует неясность, ибо предписание может быть попыткой умилостивить, замаскированной под приказание. Мать, может быть, взывает к мальчику о прощении:
1. Я старалась сделать как лучше.
2. Я прошу тебя, чтобы ты со мной помирился.
Но мольба о прощении, если это была мольба, подкреплена шантажом. “Я, тем не менее, сильнее. Если ты меня не целуешь, это не так уж и важно для меня, и я от тебя уйду”. Ситуацию вряд ли можно назвать определенной, скорее, здесь мелькают бесчисленные “внушения” и намеки, множественные фрагментарные смыслы, не увязывающиеся в одно целое. Человек, поставленный в подобную ситуацию, лишен возможности сделать мета-утверждение4, вычленив какой-то один из множества скрытых намеков, без того, чтобы выставить себя на посмешище. Однако все они здесь присутствуют и обладают решающим совокупным эффектом. Вот, например, несколько из возможных скрытых намеков:

1. Я не права.
2. Я хочу, чтобы мы с тобой помирились и забыли об этом.
3. Прошу тебя, забудем об этом.
4. Я приказываю тебе помириться со мной.
5. В конце концов, я делала все для твоей же пользы.
6. Тебе бы следовало быть благодарным за то, что я для тебя
сделала.
7. Не думай, что отец будет верить тебе.
8. Нам с тобой все известно. Больше никто ничего не знает.
9. Ты сам знаешь, что не можешь без меня. А я без тебя могу.
10. Если ты будешь упрямиться, я от тебя уйду. Это послужит тебе уроком.
11. Ну вот, все, слава Богу, кончилось. Давай обо всем этом за¬будем.
12. Мама не сердится на тебя за все те неприятности, которые у нее были из-за тебя и этой дурацкой ручки.
13. Хочешь — принимай, хочешь — нет. Если не принимаешь, то я не принимаю тебя.
Здесь может быть приравнивание:
поцеловать меня = любить меня = простить меня = быть хорошим
не поцеловать меня = испытывать неприязнь ко мне = не простить меня = быть плохим.
Читатель без труда может составить список еще из стольких же пунктов.
Излюбленной атрибуцией, которую мать Бетти применяла по отношению к ней, было следующее высказывание: “Она очень благоразумна”. Это означало, что в действительности все, что бы Бетти ни делала, было очень глупо и бестолково, потому что, с точки зрения матери, на деле она никогда не делала то, что надо. Мать придерживалась убеждения, что Бетти знает, что было бы “благоразумно” сделать, хотя в силу какого-то странного отклонения, которое можно было бы отнести только на счет “психического расстройства”, она всегда делает бестолковые вещи. Одним из ее любимых высказываний было: “Конечно, она может делать что ей угодно, но я знаю, что Бетти очень благоразумна и всегда будет делать то, что благоразумно — то есть, если она здорова, конечно”.
Мы уже говорили о Раскольникове из “Преступления и наказания” с точки зрения смешения в его опыте сновидения, фантазии, воображения и бодрствующего восприятия. Достоевский не только описывает нам это, но соотносит опыт Раскольникова с положением, в которое тот “поставлен” перед убийством. Он показывает Раскольникова как “помещенного” в некое положение, которое можно было бы определить как ложное, безвыигрышное, безысходное, невыносимое.
За день до убийства старухи-процентщицы, несколькими часами ранее своего “ужасного сна”, Раскольников получает письмо от матери. Это довольно большое письмо, примерно в четыре с половиной тысячи слов.
Длина письма составляет одно из его существенных качеств. Когда читаешь его, то в процессе этого чтения тебя обволакивает какой-то эмоциональный туман, в котором очень трудно не потерять направление. Когда письмо это было прочитано группе из восьми психиатров, все они засвидетельствовали, что им было как-то не по себе; двое сообщили, что чувствовали физическое удушье, трое — заметное беспокойство в желудке. Качество этого письма, вызывающее такую сильную реакцию, отчасти неизбежно теряется в выдержках и отрывках, но они все-таки позволяют выявить его “механизм”.
Письмо начинается так5:
“Милый мой Родя ... вот уже два месяца с лишком, как я не беседовала с тобой письменно, отчего сама страдала и даже иную ночь не спала, думая. Но, наверно, ты не обвинишь меня в этом невольном моем молчании. Ты знаешь, как я люблю тебя; ты один у нас, у меня и у Дуни, ты наше все, вся надежда, упование наше”.
Далее она высказывает беспокойство по поводу его дел в университете и своих затруднений.
“...Но теперь, слава Богу, я, кажется, могу тебе еще выслать, да и вообще мы можем теперь похвалиться фортуной, о чем и спешу сообщить тебе. И, во-первых, угадываешь ли ты, милый Родя, что сестра твоя вот уже полтора месяца как живет со мною, и мы уже больше не разлучимся и впредь”.
Мы еще на протяжении двух тысяч слов не узнаем, о какой фортуне идет речь, ибо госпожа Раскольникова пускается в детальный рассказ о том, какому унижению ее дочь Дуня подверглась в доме Свидригайловых. Она не писала об этом Раскольникову ранее, потому что:
“...если б я написала тебе всю правду, то ты, пожалуй бы, все бросил и хоть пешком, а пришел бы к нам, потому я и характер и чувства твои знаю, и ты бы не дал в обиду сестру свою”.
Госпожа Свидригайлова очернила Дуню, выставив ее перед всем городом как женщину легкого поведения, состоящую в любовной связи с ее мужем. Однако в конце концов Дуня была публично оправдана и:
“...все стали к ней вдруг относиться с особенным уважением.
Все это способствовало главным образом и тому неожиданному случаю, через который теперь меняется, можно сказать, вся судьба наша. Узнай, милый Родя, что к Дуне посватался жених и что она успела уже дать свое согласие, о чем спешу уведомить тебя поскорее. И хотя дело это сделалось и без твоего совета, но ты, вероятно, не будешь ни на меня, ни на сестру в претензии, так как сам увидишь, из дела же, что ждать и откладывать до получения твоего ответа было бы нам невозможно. Да и сам ты не мог бы заочно обсудить всего в точности. Случилось же так...”
Здесь следует описание Дуниного жениха, Петра Лужина, “чиновника в ранге надворного советника”, описание, которое представляет в своем роде шедевр.
“...Он... дальний родственник Марфы Петровны6, которая многому в этом способствовала. Начал с того, что через нее изъявил желание с нами познакомиться, был как следует принят, пил кофе, а на другой же день прислал письмо, в котором весьма вежливо изъяснил свое предложение и просил скорого и решительного ответа. Человек он деловой и занятый и спешит теперь в Петербург, так что дорожит каждою минутой. Разумеется, мы сначала были очень поражены, так как все это произошло слишком скоро и неожиданно.
Соображали и раздумывали мы вместе весь тот день. Человек он благонадежный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал. Правда, ему уже сорок пять лет, но он довольно приятной наружности и еще может нравиться женщинам, да и вообще человек он весьма солидный и приличный, немного только угрюмый и как бы высокомерный. Но это, может быть, только так кажется, с первого взгляда. Да и предупреждаю тебя, милый Родя, как увидишься с ним в Петербурге, что произойдет в очень скором времени, то не суди слишком быстро и пылко, как это и свойственно тебе, если на первый взгляд тебе что-нибудь в нем не покажется.
Говорю это на случай, хотя и уверена, что он произведет на тебя впечатление приятное. Да и кроме того, чтоб обознать какого бы то ни было человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в ошибку и предубеждение, которые весьма трудно после исправить и загладить. А Петр Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный... Конечно, ни с его, ни с ее стороны особенной любви тут нет, но Дуня, кроме того что девушка умная, в то же время и существо благородное, как ангел, и за долг поставит себе составить счастье мужа, который в свою очередь стал бы заботиться о ее счастии, а в последнем мы не имеем, покамест, больших причин сомневаться, хотя и скоренько, признаться, сделалось дело. К тому же он человек очень расчетливый и, конечно, сам увидит, что его собственное супружеское счастье будет тем вернее, чем Дунечка будет за ним счастливее. А что там какие-нибудь неровности в характере, какие-нибудь старые привычки и даже некоторое несогласие в мыслях (чего и в самых счастливых супружествах обойти нельзя), то на этот счет Дунечка сама мне сказала, что она на себя надеется, что беспокоиться тут нечего... Он, например, и мне показался сначала как бы резким; но ведь это может происходить именно оттого, что он прямодушный человек, и непременно так”.
В следующей части письма госпожа Раскольникова внушает своему сыну мысль, что единственной причиной, по которой Дуня выходит замуж за этого очевидно самодовольного и скучного деспота, является благополучие Роди.
“...Мы с Дуней уже положили, что ты, даже с теперешнего же дня, мог бы определенно начать свою будущую карьеру и считать участь свою уже ясно определившеюся. О, если б это осуществилось! Это была бы такая выгода, что надо считать ее не иначе, как прямою к нам милостию Вседержителя. Дуня только и мечтает об этом”.
Ниже:
“...Дуня ни о чем, кроме этого, теперь и не думает. Она теперь, уже несколько дней, просто в каком-то жару и составила уже целый проект о том, что впоследствии ты можешь быть товарищем и даже компаньоном Петра Петровича по его тяжебным занятиям, тем более что ты сам на юридическом факультете”.
В конце она сообщает ему, что они с Дуней едут в Петербург для Дуниной свадьбы, которую “по некоторым расчетам” Лужину хочется сыграть как можно скорее.
“...О, с каким счастьем прижму я тебя к моему сердцу! Дуня вся
в волнении от радости свидания с тобой и сказала раз, в шутку, что уже из этого одного пошла бы за Петра Петровича. Ангел она!”
А вот концовка письма:
“А теперь, бесценный мой Родя, обнимаю тебя до близкого свидания нашего и благословляю тебя материнским благословением моим. Люби Дуню, сестру свою, Родя; люби так, как она тебя любит, и знай, что она тебя беспредельно, больше себя самой любит. Она ангел, а ты, Родя, ты у нас все — вся надежда наша и все упование. Был бы только ты счастлив, и мы будем счастливы.
Молишься ли ты Богу, Родя, по-прежнему и веришь ли в благость Творца и Искупителя нашего? Боюсь я, в сердце своем, не посетило ли и тебя новейшее модное безверие? Если так, то я за тебя молюсь. Вспомни, милый, как еще в детстве своем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях и как мы все тогда были счастливы! Прощай или, лучше, до свидания! Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно.
Твоя до гроба
Пульхерия Раскольникова”.
Вот первая реакция Раскольникова на это письмо:
“Почти все время, как читал Раскольников, с самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам. Он прилег головой на свою тощую и затасканную подушку и думал, долго думал. Сильно билось его сердце, и сильно волновались его мысли. Наконец, ему стало душно и тесно в этой желтой каморке, похожей на шкаф или на сундук.
Взор и мысль просили простору. Он схватил шляпу и вышел, на этот раз уже не опасаясь с кем-нибудь встретиться на лестнице; забыл он об этом. Путь же взял он по направлению к Васильевскому острову через В-й проспект7, как будто торопясь туда за делом, но, по обыкновению своему, шел, не замечая дороги, шепча про себя и даже говоря вслух с собою, чем очень удивлял прохожих. Многие принимали его за пьяного”.
Давайте порассуждаем о том положении, в которое ставит Раскольникова это письмо. Ему говорится: “...Я и характер и чувства твои знаю, и ты бы не дал в обиду сестру свою”. Ему говорится также, что его сестра, после того как пережила одну чудовищную обиду, находится на пути, как ему дают понять, к еще большему унижению. Если в первом случае ее вины не было, то во втором случае, вступая в брак, который есть не что иное, как узаконенная проституция, она сама продает свою чистоту и порядочность. Ему говорится, что она делает это только ради него. И от него ожидают, что он это одобрит.
Но мать определила его уже как человека, который никогда бы не дал в обиду свою сестру. Может ли он в то же самое время быть человеком, который позволит своей сестре торговать собой ради него? Это и есть безвыигрышное положение.
Еще одно превращение и извращение происходит вокруг “счастья”. “Был бы только ты счастлив, и мы будем счастливы”. Как могут подобные обстоятельства сделать его счастливым, если иметь в виду то, что о нем говорится?
К этому добавляется путаница в отношении к вере в Бога и безбожию. Весь смысл большей части письма заключается в том, что один человек жертвует своей жизнью ради того, чтобы у другого было достаточно денег для достижения успеха и положения в обществе. Это считается показателем “золотого сердца” у Дуни (кстати, двусмысленное выражение) и того, какой она ангел.
Однако каково же положение христианина, поставленного в положение того, кто принимает этот подарок?
Дуня и мать только рады пожертвовать собой в пользу Роди, который “вся надежда наша и все упование”. С одной стороны, они, очевидно, хотят от него, чтобы он заработал денег, для того чтобы им выбраться из беспро¬светной жизни. С другой стороны, они говорят ему, что все, чего они от него хотят, это его “счастья”. И в то же время мать беспокоится, не поддался ли он “духу новейшего модного безверия”, которое ставит “мирское” прежде любви!
Чтобы распутать все хитросплетения в этом письме или даже только в приведенных выше отрывках, вскрыть тайные противоречия и парадоксы, разобрать на части многоэтажное лицемерие, потребовалось бы исследование, в несколько раз длиннее, чем само это письмо.
Читая это письмо, полезно представить, в качестве упражнения, его возможное действие на человека, которому оно адресовано. Как уже подчеркивалось выше, мы должны рассуждать — трансперсонально — не просто о патологии в этом письме, но о его порождающем патологию действии на другого.
Итак, резюмируем некоторые моменты.
Человек, которому адресовано это письмо, ставится сразу в целый ряд совершенно несовместимых позиций.
На каждом из уровней многоэтажного лицемерия присутствует пронизывающее весь его текст завуалированное предписание негласной договоренности; другие же атрибуции несут в себе невозможность этого для адресата; в сущности, ему запрещают быть лицемерным, в особенности прощальным напоминанием о его детской невинной вере, когда слова действительно были тем, что они есть.
Он должен был быть счастливым, ибо тогда и “мы будем счастливы”. Но будучи таким человеком, каким, как говорит его мать, он является, он никогда не смог бы быть счастлив этой великой “жертвой” его сестры. Но в то же время, если он будет несчастлив, он делает их несчастными. Итак, следует полагать, он будет эгоистичным, если будет счастлив, и будет эгоистичным, если будет несчастлив, а также будет виновен и в том, и в другом случае.
Дуня несколько раз названа ангелом. Это, по сути, значит: “Смотри, что она готова для тебя сделать”. Здесь, очевидно, скрывается негативное предписание против любого поползновения рассматривать Дуню отрицательным образом, под угрозой быть неблагодарным. Он должен быть просто чудовищем, чтобы испытывать к такому небесному созданию что-либо кроме самой искренней благодарности или чтобы толковать ее поступок иначе, чем самопожертвование. И в то же время, если он такой, как ему говорят, он должен не допустить этого. Это уже почти совершившийся факт, если он не сделает чего-то ужасного. Ему дают все основания для чувства ненависти, негодования, горечи, стыда, вины, унижения, бессилия и в то же время говорят, что он должен быть счастлив. Письмо устроено таким образом, что любое движение в каком-либо направлении, санкционированном этим письмом, или последовательное сохранение одной позиции среди бесчисленных несообразностей и несоответствий в письме, с неизбежностью приводит к тому, что он попадает в разряд преступников и злодеев.
Он не должен судить о Лужине “слишком быстро и пылко”, когда встретится с ним, “как это и свойственно тебе, если на первый взгляд тебе что-нибудь в нем не покажется”, и в то же время “уверена, что он произведет на тебя впечатление приятное”. Письмо далее строится так, чтобы сделать невозможным любое возможное впечатление от Лужина, кроме самого наихудшего.
Он должен быть христианином. Но если он христианин, то, одобряя этот безбожный план добычи денег и положения в обществе, он должен быть страшным грешником. Он мог бы одобрить такой план, если бы был безбожником, но если бы он был безбожником, он был бы злодеем и грешником.
Мысли Раскольникова в беспорядке, его гнетет то, что его обязывают быть благодарным за эту непрошенную жертву, он выходит на улицу, раздумывая, как же остановить Дунину свадьбу с этим ужасным Лужиным. Они уже решили его судьбу тем, что предприняли, разве только он совершит что-нибудь чудовищное, и это навязанное ему будущее окажется невозможным.
Письмо, так сказать, производит внутри него взрыв. В психическом отношении он развалина. Достоевский преподносит нам какую-то груду обломков: Наполеон в воображении, маленький мальчик в сновидении, старая кляча, она же старуха — в фантазии и убийца на самом деле. В конце концов, через свое преступление и наказание Раскольников все преодолевает и обретает Соню, а Дуня находит счастье с его приятелем Разумихиным. Мать его умирает в помраченном рассудке. /Лэйнг, "Я и другие"/

запись создана: 10.11.2008 в 12:58

@темы: истероиды, объединяйтесь!, литературное

---

думать вредно

Проснувшись сегодня утром, почему-то задумалась и почувствовала страх смерти, но дело не в том, "с чего вдруг" и "какая я бедная". А навело на мысли. Вот, у меня есть некая картина мира в голове, но я в ней не так уверена, как хотелось бы, и при этом - нет, взять и выкинуть ее нафиг я никак не могу. Это в общем грустно, но есть и свои плюсы - вкратце можно обозначить их "устойчивостью крыши". Вот так и болтаюсь, голова в облаках, ноги в пыли.

Вот так я снова показала себя не слишком-то духовно-продвинутым человеком, угу.

@настроение: мрачное

@темы: я

---

Интересные эффекты

serendip.brynmawr.edu/bb/blindspot1.html

@темы: найдено

---

"Индуистская мифология рассказывает о девушке Парвати, дочери Гималайя, короля гор, которая ушла высоко в горы, чтобы предаться строжайшему аскетизму. Тиран – исполин по имени Тарака захватил власть над миром. Согласно пророчеству, только сын высшего бога Шивы мог свергнуть его. Однако Шива был образцовым богом йоги – бесстрастным, одиноким, погруженным в медитацию. Его невозможно было подвигнуть на рождение сына. Парвати решила изменить ситуацию в мире, состязаясь с Шивой в медитации. Бесстрастная, одинокая, погруженная в себя, она также постилась обнаженной под горячими лучами солнца, даже добавляя к этому жар четырех больших огней, окружавших ее с четырех сторон. Ее прекрасное тело сморщилось и высохло до костей. Кожа стала грубой, а волосы спутанными и жесткими. Мягкие влажные глаза стали гореть воспаленным жаром. Однажды к ней пришел молодой брамин и спросил, почему некогда столь прекрасная, она разрушает себя такой пыткой. Она ответила: «Мое желание – Шива, он Высшая Цель. Шива – бог одиночества и непоколебимой концентрации. Поэтому я практикую этот аскетизм, чтобы вывести его из состояния равновесия и пробудить у него любовь ко мне». Юноша сказал: «Шива – бог разрушения. Шива – несет в себе Уничтожение Мира. Нет большего наслаждения для Шивы, чем медитировать на кладбище среди трупного смрада; там он ощущает гниение смерти, и это находит отзвук в его разрушительном сердце. Гирлянды Шивы сплетены из живых змей Шива нищий, и более того, никто ничего не знает о его рождении». На что девушка ответила: «Он за пределами твоего понимания. Он нищий, но он источник изобилия; он ужасен – но он источник красоты; гирлянды из змей или драгоценных камней он может носить или сбрасывать по своей воле. Как мог он быть рожденным, когда он – творец несотворенных! Шива – моя любовь». После этого юноша сбросил свою личину. – Это был Шива".

@темы: литературное

---

Вот, давно хотела выложить, а изначально за найденную песню спасибо коллеге.
Очень она... точная? для меня.

ru.youtube.com/watch?v=hrPEM2qc-j8

Текст для камрада, ну и не только

Ah we're drinking and we're dancing
and the band is really happening
and the Johnny Walker wisdom running high
And my very sweet companion
she's the Angel of Compassion
she's rubbing half the world against her thigh
And every drinker every dancer
lifts a happy face to thank her
the fiddler fiddles something so sublime

All the women tear their blouses off
and the men they dance on the polka-dots
and it's partner found, it's partner lost
and it's hell to pay when the fiddler stops:
it's closing time

Ah we're lonely, we're romantic
and the cider's laced with acid
and the Holy Spirit's crying, "Where's the beef?"
And the moon is swimming naked
and the summer night is fragrant
with a mighty expectation of relief
So we struggle and we stagger
down the snakes and up the ladder
to the tower where the blessed hours chime

And I swear it happened just like this:
a sigh, a cry, a hungry kiss
the Gates of Love they budged an inch
I can't say much has happened since
but closing time

I loved you for your beauty
but that doesn't make a fool of me:
you were in it for your beauty too
and I loved you for your body
there's a voice that sounds like God to me
declaring, declaring, declaring that your body's really you
And I loved you when our love was blessed
and I love you now there's nothing left
but sorrow and a sense of overtime

And I missed you since the place got wrecked
And I just don't care what happens next
looks like freedom but it feels like death
it's something in between, I guess
it's closing time

Yeah I missed you since the place got wrecked
By the winds of change and the weeds of sex
looks like freedom but it feels like death
it's something in between, I guess
it's closing time

Yeah we're drinking and we're dancing
but there's nothing really happening
and the place is dead as Heaven on a Saturday night
And my very close companion
gets me fumbling gets me laughing
she's a hundred but she's wearing
something tight

And I lift my glass to the Awful Truth
which you can't reveal to the Ears of Youth
except to say it isn't worth a dime
And the whole damn place goes crazy twice
and it's once for the devil and once for Christ
but the Boss don't like these dizzy heights
we're busted in the blinding lights,
busted in the blinding lights
of closing time

@темы: звуки в моей голове, many times i whispered..., /sart

---

лытдыбр

Наконец-то пятницо! Работаю работу. Проклятый ворд вытворяет с форматированием что-то дикое.
Ответила на тест по КСЕ (гугл+википедия рулят, а то! нет, я не читала учебнег, от него разжижаются мозги) Некоторые вопросы даже заставили задуматься) Вот фазовые состояния например, хотя я знаю, что такое фазовые состояния, но формулировка... выбрать из: газ, плазма, вода, кристалл оО
ну бывают кагбы еще аморфные тела, а не кристаллические... и че значит "вода"? типа жидкость или это имеется в виду подвох? поди пойми 8) ну а так вообще в принципе (если эти неточности скипнуть) это все фазовые состояния. вот так до сих пор и не знаю, как правильно-то было ("все" - неправильно)

@настроение: There is a house in New Orleans...

@темы: офисное, вечный студент

---

Наша служба, вып.3 (лирический)

Ну сколько сказок хотеть, а выбирать не те
Опять шумит балаган, натянут верный лук...

*долгие астральные помехи, впрочем, все и так знают что дальше*

...Там, где начинается унылое болото, высшие смыслы заканчиваются. Болото - всегда лишнее, если в нем и есть знак, то это знак искажения. Последнее дело - оправдывать вполне ощутимое болото гипотетическим астральным смыслом. Его там нет, не надо его пытаться именно там высматривать. Бывают и просто сны, не каждое действие (даже в ситуации связанной с миссией) является ценным и значимым. А то, бывает, стискивают зубы и повторяют мантру "этонебня-этоскрытыйзнак", и все божья роса кругом. Вас, дорогие сотрудники, отправляют в командировки не за тем, чтобы вы сидели и с открытым ртом смотрели - хорошо еще, если в небо, а то мало ли... *астральные помехи* Зря, что ли, вас специально подбирают? *помехи* ...а простых исполнителей везде навалом.
Между прочим, к вопросу о злом начальстве, а вы представьте, как тяжело корректировать воздействия, если реакция одинакова на все? *помехи* ...я уж молчу, мрачный мученический настрой некоторых наших коллег диктует им смиренно терпеть все что угодно, если уж вбили себе... *помехи* Я думаю, влияние христианства... *помехи* ...пожалуй, иногда перебарщиваем с воздействиями в детстве, да-да, вынужден это признать. Эффективной методики без побочных эффектов, увы...*помехи* преодолеть самим, у вас там на месте есть такие возможности.
Что же касается боязни обнаружив вокруг себя некое несовершенство, потерять смысл жизни... Нельзя его потерять. То, что можно потерять - не он. Грустно, но лучше потерять ложный смысл, чем вечно за ним гнаться. Даже неудобно говорить с таким пафосом общеизвестное, казалось бы, но...*помехи*

...Опять что-то со связью сегодня *много астральных помех*

@настроение: ...рожден не как все, живет не как все, творит суд не по обычаю, веселится по-чужому и умирает, не сетуя (с)

@темы: глюконавтика, Эфир, /sart

---

Сон

Снилось мне, что я познакомилась с каким-то дядькой-ролевиком, и он мне очень понравился (взаимно). События развивались стремительно Симпатичный был дядя.
Дальше был странный сон про старый фильм (?), как девочек агитировали идти в армию (а там им было положено носить чепчики и платьица... и вообще все было не так, как в рекламе). Типа, комедия, девочки там отжигали )

@темы: сны